1.Имя, фамилия (род, дом): В девичестве: Велета Стилхом
После замужества: Велета Григ
В последующем взяла псевдоним, и теперь представляется только: Сигрун (если спрашивают фамилию, говорит – Григ)

2.Возраст:
32
3.Раса:
Тиран (человек)
4.Внешность:

Не из тех она дев, что ночью луну затмят, а днём солнце. Не точёны черты лица её, не поднимешь рукой за талию. Коли по улице пройдёт – и не заметишь даже. А глянув – не залюбуешься, но и не отворотишься в неприятии. Поскольку родом из семьи простой, селянской, черты лица её крупные. Кость широкая, тело крепкое, на дородность высокую рассчитано. Но коль скиталась и работала в своей жизни Сигрун много, оно не холёное. Локти и пятки огрубевшие. Широкие плечи, мышцы на руках выдают большую нагрузку, и пристрастия к топорику ручному, с копьём. Грудь высокая, полная, никакой кожух не запрячет. Кожаные ремни опоясывают и очерчивают широкую талию.  Ноги стройные, такие же накаченные, как и всё тело. Росту Григ высокого – 176 сантиметров достигает. Таких крепких жён, как она, любят мужчины из простых, чтобы детей здоровых вынашивала.
Но сама Сигрун уже далече ушла от обычных сельских баб, что на скамейке сидят, да сплетнями питаются. И видно это в ней – осанка прямая, гордая, взгляд не опускает, поступь чёткая, спокойствием гор каменных от женщины веет. Говорит она грамотно, по-крестьянски не окает. В речи не спешит, эмоционально не восклицает, тон ровный и размеренный. Голос низкий. Взгляд внимательный, мудрый, но тяжеловатый. Будто насквозь тебя просматривает, оценивает. Глаза у неё тёмно-синие, глубоко посаженные. Не раскосые, да не миндалевидные, к носу близко посаженные . Над ними нависают тяжёлые веки. Брови густые, но не кустистые,  плавными дугами. Нос длинный, прямой, кончиком чуть вниз загнут. Лицо овальное, с достаточно крупными скулами. Рот широкий, губы пухлые.
Чем гордится она, так это волосами своими. Простоволосой никогда не ходит - заплетает косы всевозможные. Ещё в детстве с сестрой Авророй научилась, а после и у рунгердов. Косы разные плетёт, то колоском совьёт, то сразу несколько. Локоны как под то и отращены – ниже ягодиц спускаются. Цвета тёмной древесной коры. Бывает, перебросит вперёд на грудь две косы, да спину выпрямит горделиво – с купеческой дочкою не спутаешь. При разговоре, по обыкновению, жестикулирует мало. Но если объясняет что, пытается руками показать.
Но возраст и тревоги коснулись и Сигрун – в уголках глаз морщинки залегли, руки от работы огрубели. Ногти на длинных пальцах под корень срезаны, кисти широкие, намозоленные топорком да уздой.  На висках первые седые прядки блестят. Благо лицо у женщины такое, что пока не приглядишься, не заметишь признаков возраста.
Кожа у неё очень светлая, не без изъянов. На теле есть маленькие шрамики от тех мест, где серьги вставляла, подражая рунгердам. К слову, уши она проколотыми оставила, но серьги редко носит. Не любитель она побрякушек, да цацок. Каждая такая должна значение для неё иметь. Так  на пальце безымянном до сих пор колечко серебряное носит. Простое, с незамысловатым узором. То обручальное её. Хоть муж и умер давно, никогда она его не снимает.
А в одежде она северянам подражает, поскольку любит народ этот и себя с ним отождествляет. В холодные сезоны то кожухи да дублёнки, юбки с узором характерным. В тёплые  - кожаные жилеты да рубаха женская, опять таки, на северный лад расшитая. Наручни кожаные так же носит всегда, почти до локтя, и пояса широкие, на которых топорик крепится. Так же на ней всегда плетённый пояс, тканевый, с серебряными бляшками на концах. Такие пояса на дощечках северные женщины плетут. Грузилами, раскрутив, можно вдарить сильно, коли зверь выскочит.  Из обуви кожаные черевички или сапоги мехом наружу. Так же как и волосы в порядке держит, подобающе женщине воспитанной носит юбки. Чаще короткие - ниже колен, но выше сапогов, чтобы в пути не мешали, да в седло садиться. Юбки с ткани плотной, жёсткой. На плечи по обыкновению плащ накидывает, и голову капюшоном покрывает. С собой всегда есть торба с той же кожи, где минимальный запас настоек держит.
Грязи не любит, потому и себя в чистоте держит, и вещи свои. Поскольку нюх у неё отменный, на неприятные запахи реагирует болезненно – морщится, тканью нос прикрывает. Чтобы собственное тело в странствиях не пахло дурно, натирает маслами, что изготовила, или банально листья ежевичные в кашицу сотрёт, которой тело натирает. Потому от неё всегда запах трав исходит, в момент профессию выдавая.

5.Характер:
«Да! такая есть девица.
Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнешь
Да за пояс не заткнешь». А.С. Пушкин
Велета и в детстве девкой волевой была, настойчивой, да упрямой. А после того, как жизнь потрепала её, и вовсе суровый нрав приобрела. Нет, не резкая она лекарка и ни грубая. Воспитана подобающе. С незнакомыми людьми учтива да вежлива, никогда не нахамит первой, на ссору не нарывается. Коли в дом пришла – в пояс покланяется, просясь на ночлег. Слова улыбкой вежливой сопровождает, тон мягким делает.  Однако неразговорчива она совсем. Замкнута, задумчива, редко первой диалог начнёт на светскую тему. От людей отгораживается, будто  волчица от своей стаи отбившаяся, а к новой не привыкшая.
Не с рождения она такой была. Коли в детстве без сомнений к соседской бабке забегала пирожки просить, то ныне и от даром даваемого откажется.
Сердце, некогда трепетное да чуткое, совсем застыло. Хоть и осталась Сигурн к чужому горю отзывчивой, понимающей, к больным ласковой, сама, будто старая женщина, что внуков своих пережила. Со стороны смотрит на все душевные метания, чуть свысока, будто даже снисходительно. Кто-то мудростью то называет, кто-то старостью. Мужчин от себя вежливо отваживает. Коли не хотят вежливо, отваживает силою. К слову, по рукам нерадивого ребёнка за проказы ударить может. Непослушания не любит. Кабы был у неё дом, была бы в нём хозяйкой, даже  мужа могла на место ставить в вопросах бытовых. Людей волевых да сильных уважает, за слабых может заступиться.
В большую часть времени спокойна и надёжна, как камень. Говорит только по делу. Может помочь советом не глупым, если спросите её. С людьми более образованными и знающими общаться любит. Ум у женщины пытливый, всегда для новых знаний открыта.
Меняется её поведение, когда делом занимается. Будь то лечение, изготовление настойки или готовка еды. Движения резкими становятся, чёткими. Сама Сигрун напряжённой, сосредоточенной. Не любит отвлекаться от дела, потому на помеху может отреагировать грубо, окрикнув, или даже послав… за водой. Почти всегда хмурит брови при том, даже если хорошо дела идут. Очень осторожна.
К слову, лодырей не жалует и ни потчует. Любого человека/эльфа/нагу/прочего только по поступкам судит да оценивает. Посему остаться ножки вытягивать на солнышке с ней не удастся. Обязательно либо дрова наколоть отправит, либо за водой сходить. Попросит вежливо… раза три, пока не пойдёте. Хотя может и за ворот с травы поднять, затрещину дать за безделье. Туда же невежды да невежи идут. Хоть сама и из деревни, оболтусов деревенских переносит с трудом.
С людьми негативно к ней настроенными не церемонится. Становится надменной да холодной, на слова скупой. Но к силе до последнего старается не прибегать, коли уж придётся за топорик схватится, то постарается быстрее нежелательную стычку закончить.
Помочь нуждающимся никогда не откажет, даже если не сподручно ей это. Но помощи старается ни у кого не просить – всё самой делать. Кабы не выглядело - не жалостливая она душа, скорее участливая. Коли ребёнок умирает и помочь она уже не может, может даже предложить родителям настойку снотворную, чтобы уснул он сном вечным без мучений. Своё она уже оплакала, и слезам боле воли не даёт.
В достижении цели упряма, настойчива, но на пролом не идёт. Может ждать годами, действуя медленно, аккуратно.
Рациональна, порядок любит, чёткость и ясность. Хотя не исключает необходимости в жизни разнообразия. Среди плюсов её и умение в руки себя быстро взять, в ситуации сложной собраться, и других в чувства привести.
Но мыслит женщина только прямо. Не стратег она, да и вовсе не игрок сцен теневых. В своём ремесле мастерица, но до игр разума ей дела нет. Ходит путями изведанными, опробованными, либо новым учится у людей знающих, но не импровизирует.
Дружить же Сигрун предпочитает с мужчинами. Надёжнее они, сильнее. И с друзьями, как и все люди ,ведёт себя иначе. Улыбчива становится, приветлива. В игрищах может поучавствовать, песни в компании попеть. А поёт она хорошо, коли настрой нужный есть, да вина чарка достойная. Пьёт грамотно, долго не пьянеет. Любит гуляния народные, праздники, то ещё с детства пошло.
Средь слабостей её – не умение видеть отношения людей к себе. Да и в быту, не особо Сигрун в людях разбирается. Потому то и смотрит на них так долго и внимательно, потому то и отгораживается, зная слабость эту свою. Участием, да речами ласковыми её расположить можно. А коли скрывает человек много, тут же недоверчивой становится.
На будущее старается не загадывать, ничего не планировать. На прошлое, как на учителя строгого смотрит. Умеет настоящим жить и ценить то, что имеет.
Среди фраз, что к ней отнести можно:
«Каждый сверчок знай свой шесток», - этому правилу научила себя, после жестокой шутки рунгерда, в которого она влюбилась.
«Коня на скаку остановит. В избу горящую войдёт», - опасностей она избегает, но не труслива. Коли надо и в огонь и в воду пойдёт.

Особой страстью её книги являются. Коль скоро редкий и дорогой то товар, получает она их в руки редко.  Всех подопечных Къеллы любит, земле-матери кланяться готова. Животных своих, как братьев уважает.

6.Биография:
Резкий звон молотка о железный кол раздавался по двору подразделения «Длани Арановой». После каждого удара из-под импровизированной стамески сыпалась ледяная крошка, как серебристая пыль, мерцающая в закатных лучах. Она была красивая. А вот квадратный нос ледяной статуи Велете совсем не нравился. Да и рука держала скорее не меч, а всё тот же железный кол, разве что покрупнее. Но крепкий мужчина упорно стучал молотком, иногда не рассчитывая силу и отламывая от капризного льда крупный осколок. В такие моменты  он смачно, но очень тихо припечатывал своё творение словцом. Упаси зиждитель, дочурка нахватается, ох он тогда от матери получит. Ещё пара ударов и квадратный нос приобрёл более прямоугольную форму. На сим звон и прекратился.
- Ну как тебе, Велета? – спросил мужчина, довольным жестом указывая на бравого рыцаря «Длани Арановой» в его исполнении.
Девочка потёрла собственный покрасневший носик грубо связанной перчаткой и пожала плечами. Первое и главное сейчас – она замёрзла. А всё остальное вторично. И скульптура, смастерённая кузнецом к Празднику жизни тоже.
- Подковы у батьки лучше получаются, - как всегда честно ответила 6-ти летняя Велета, горячим дыханием обдавая ладони, - Батько, пошли домой, там блины уже сготовились и дядько Смольный пади пришёл…
Мужчина беззлобно рассмеялся, погладив дочь по крытой голове, и стал собирать инструменты. Отец Велеты был кузнецом и работал на Диморское подразделение ордена. Мастером он был отменным. С металла не только мечи да копья, но и побрякушки мог сделать. Правда простецкие - на деревенских цацок. А вот со льдом, любящим мягкость и аккуратность, мужчина явно не сдружился, о чём красноречиво говорил кривой нос статуи.
Семья у Велеты была большая и дружная. Как и у большинства простого люда - многодетная. Шестерых крепких ребятишек жена принесла мужу, не считая тех, кто умер ещё в младенчестве. Три сына и три дочки. Велета была любимицей отца и двух старших братьев. Девчат в семье любят либо за красу неписанную да нрав покладистый, либо за то, что по дому хорошо хозяйничают да в быту помогают. Вот Велета из вторых была. С пяти лет отцу воду в кузницу с колодца таскала, братьям рубахи зашивала, матери в деревянной ладейке масло взбивала. Ох и любила же она сидеть с отцом в кузнице, да смотреть на снопы искр, из-под молота брызжущих. Потому то он и взял её в преддверии Праздника Жизни на работу его посмотреть. Но кузница девочке больше нравилась. Там тепло, как в бане и вещи красивее получаются.
Праздник жизни собирал в их доме толпу гостей. Отец имел множество друзей в ордене, причём, зачастую, не простых мужиков, а капитанов, даже пару рыцарей. Мужики любили посидеть в гостеприимной семье. Более того, без оплаты взялись обучать детей кузнеца грамоте, арифметике и истории. Посему в свои шесть лет Велета умела считать до 100 и читать детские сказки, чем очень гордилась. Босяки то с их двора даже книжек не видали. А книг то, книг то сколько отцовские друзья дарили! Их целых 20 в доме было! Велета точно знала, что как подрастёт, да как дядько Смольный её ещё паре слов обучит, она все их прочитает.
Жила семья в достаток. Помимо отцовского жалования, старшие сыновья зарабатывали тем, что приносили орденскому травнику необходимые коренья, да цветы. Сам он стар уже был, да слеповат, а смекалистые сынишки кузнеца моментом находили нужные растения. Уходили мальчишки обычно на недели, ночевали в лесу, параллельно грибы, да ягоды собирали в дом. С Велетиных 7-ми лет они и её с собой таскать стали. Велета не Аврора (старшая сестра) которая черевички в опавшей листве боится запачкать. И не Камила (младшая дочь) которая от вида лягушки матери в колени утыкается. Она и в камушки с мальчишками играет, а иногда и палкой может босяков с другого двора погонять.
Так семья и жила. Достаточно счастливый быт, когда под вечер все собирались за столом, дети кутались в пледы и слушали байки отцовских друзей о нежити. Ох, и нравились же Велете эти истории! О том, как жмуры появились, да о том, чем их бравые рыцари изводят. Вместе с братьями она рот разевала, слушая командиров «Длани».
Но вот после 8-ми летия Велеты появилось и дело, омрачавшее семейный быт. Девочке стали сны странные сниться. Один на другой похожие – то дерево слабо мерцающее видела, то камень грубый. И будто говорили они что-то невнятное. Ночь за ночью сны не менялись. Но что больше пугало родителей – так это то, что дочка в дрёме эти невнятные вещи проговаривала. О чём толкует – не взять в толк.
- Показал бы ты её магу нашему, - поглаживая чёрную с серебром седины бороду говорил дядько Смольный. - мож дочка у тебя к магии расположена.
- Тьфу ты, на кой нам ведьма-колдунья то в доме, - с досадой бросал отец. – Она ж у меня умница: и пельмени лепит, и дрова таскает, да и телом то дородная будет. Её в 16 лет даж без приданного в жёны-хозяюшки возьмут. А тут всю жизнь колдовству отдавать…
- Та кто сказал, что она кольдуньей станет, может он отвадит от неё сны нехорошие.
Но ни маг заставы, ни травник ничего сделать не смогли. Лишь руками разводили – нет у девки никакого магического дара.
- Ну коли хочешь, могу я попробовать ей разных зелий снотворных подавать, пусть у меня полечится, - говорил старый травник, - а она пока у меня в лавке убираться будет в уплату.
На том тогда и порешили. В те месяцы, пока Велета у травника лечилась, у неё и обнаружился талант не магический, но сподручный – она отменным нюхом обладала, и очень хорошо травы запоминала. Уже на третий месяц старик, отметив это, подпускал девочку смотреть, как он зелья готовит, а то и помогать ему: алое порезать, в котле определённое количество раз помешать, в ступе сухую бузину растолочь в пыль. Велете очень нравилось у травника работать. Мало того, что она полезной оказалась, так старик ещё позволял его библиотеку читать. А читала к 9-ти девочка уже хорошо. Иногда дедок пояснял, какие зелья они готовят: вот это от змеиного яда, а это волков и офрфоф запахом отпугнёт. Но  главную проблему, увы, то не решало. От некоторых зелий старика сны становились настолько реалистичными, что девочка и днём ходила как под гипнозом, неосознанно повторяя тот шёпоток невнятный, что камни, та деревья ей говорили.
По городу от сего поползли нехорошие слухи. Не любили суеверные Диморские жители людей странных. Родители стали беспокоится – девке вот-вот 10 стукнет, скоро замуж выдавать, а на «больную» никто и не посмотрит. Дворовые с ней уже играть отказывались, даже Аврора с сестрой на улицах не показывалась – мало ли, что о ней самой говорить будут? А ей уже четырнадцать было, пора жениха искать. От этого большую часть времени Велета с братьями проводила. Те за сестру горой стояли, даже драться учили, чтобы задиры за косы не таскали. Драться Велете тоже нравилось. Особенно топор в тренировочные поленья кидать. А вот лук её не слушался совсем. Отец такому увлечению не рад был.
- Вы чему девку учите?! Зачем портите?! И так её в жёны никто не возьмёт, помешанную…
- Ты батько не кричи на нас, - возражал самый старший сын, уже 18-ти лет отроду, - Мы, если что, сами ей жениха отыщем, а сейчас пущай учится, мож задирать меньше будут.
Не со зла то отец говорил. Беспокоился он. Приданное то они бы ей нашли, да и внешне она не дурна была, но сны всё так же не менялись у Велеты и от того всё больше тревожилось сердце отцовское. Травнику же девочка всё так же помогала, но за то он уже отцу её медяки платил. 
Когда ей стукнуло 12, дядка Смольный выдвинул новое предложение.
- Ты выпроси у нашего травника рекомендательное письмо, да отправь её к столичному мастеру. Там о ней слухов не ходит. Коли сама язык за зубами держать будет, то может и жениха себе со столицы подыщет, а может маги тамошние от неё напасть и отвадят.
Особого выбора не было. Дедок-травник письма написал, отправил он её к своему старому знакомому, тоже травнику, как помощницу. Чтоб за лавкой смотрела, воду таскала, того и гляди он тоже до ремесла подпустит. Братья Велету отпускать не хотели, но девочке перспектива нравилась больше. Достали её Диморские бабки, которые при виде неё шептать начинали.
Вальгард девочку поразил. Более того, тот мастер, кому Велету направили, жил в среднем кольце города. Чистом, ухоженном. Его лавка затесалась между жилым домом и булочной, откуда всегда умопомрачительно пахло хлебом. Этот дядька был куда пунктуальнее и строже Диморского травника. Сразу учить  стал, как себя вести надобно  в столице. Как кланяться, как ходить. Отучал по-деревенски окать, руки о фартук вытирать. Но и хвалил. За то, что грамотная, считать, читать и писать умеет. Травки быстро находит, лавку хорошо вычищает. Когда ей 14 исполнилось, до зелий допускать стал. Даже учил, какое и как готовится. Здесь снадобья другие спросом пользовались, нежели в Диморе. Не противоядия, да заживляющие, а настойки от кишечных колик и вязкие маски от морщинок.
Но всё так же не было зелья у него от плохих сновидений Велетиных. А к магам только один раз то и сводил. Не хотелось ему, чтобы по городу слухи ползли, мол, помощница его со странностями. Клиентов это отвадит. А так – ему её бормотание не мешало - спала девушка в комнате на два этажа ниже. Жениха подыскивать он ей тоже не спешил. На кой ему – обвенчается та уйдёт помощница свой дом обслуживать. А тут работает почти за даром – он всего-то девушке тинд в цикл платил. Тратила она деньги редко. Один серебряник под рубаху вшивала, следующий разменивала на рауды и понемногу расходовала. Кормилась она в лавке, так что покупала чаще книги. На цацки не тратилась, да и одежду предпочитала брать, лишь когда старая износится.
Время шло, Вела с неоформленного подростка превращалась в пригожую девушку. Вот и кавалеры стали в лавку захаживать. То ромашки грубо сорванные принесут, то ватрушек накупят в соседней лавке. Травник на то косился, но ничего не говорил – Велета и сама женихов отваживала. Столичная жизнь девку «испортила». Не хотелось ей уже замуж. Домашним бытом заниматься, мужа обхаживать. Поди, запрёт её в доме и травничать не даст. Сиди да рожай ему. Посему кандидатов с порога разворачивала, подарки критиковала. Хоть и зазналась Вела, не похожа она была на многих девок столичных. На гуляния молодёжные не ходила, за красивыми платьями не гонялась, да и дома не сидела, за лепкой пельменей (пусть и умела это делать), в свободные от работы часы, брала книги у хозяйна лавки (либо те что своим трудом заработала) и искала в городе укромный уголок, где читала. А бывало - забегала в гости к ремесленникам и кузнецам, с кем успела познакомится, да наблюдала за их трудом.
Жизнь для неё налаживалась. Зелья многие уже и сама готовила, даже украдкой с купленным топориком тренировалась. Но это только когда она за город выезжала – в лес, за травами. Упаси Аран увидит кто – опять слухи пойдут нехорошие.
Её мирную жизнь испортили опять сны её проклятые. Ей 17 было, когда травник её с собой в главный храм взял. По тому поводу на девушку было платье расшитое красной ниткой куплено, черевички новые. Произошёл инцидент во время молитвы. Велета стояла и смотрела на статую Арана, серебряным поясом подпоясанную, и вдруг перед глазами всё поплыло. А когда прояснилось, ей почудилась, что стоит она посреди поляны небольшой и перед ней не изваяние бога, а огромный камень. Он сияет, мерцает и говорит с ней. Слова непонятные нашёптывает. А Велета  им вторит.
По факту же девушка стала посреди зала и начала громко эти вещи повторять. Лицо её исказилось, глаза будто пустые стали – зрачёк на всю радужку разошёлся. Сама окаменев стоит, а губы шевелятся и повторяют, повторяют. Мещане в ужасе от неё отшатывались – колдунья поди! В святом то месте! Травник весь побледнел, к ней выскочил, и трясти стал. Лишь на вторую минуту девушка очухалась, позже сознание потеряв. Поползли слухи. В лавку, однако, народ пошёл охотнее. Посмотреть на странную девушку. А странного в ней ничего и не было. Обычная селянка, лишь недавно городским манерам обученная. От такого внимания (как на диковнику!) Вела стала хмурой да неприветливой. Травнику сие тоже не нравилось. С его то репутацией, он и виконтов, бывало, обслуживал, а теперь из-за девки всё могло рухнуть. Решение он принял достаточно быстро – передал свою помощницу мужичку – поставщику трав.
- С ним к Грис Моору будешь ездить, травы подбирать, - объяснял он «причину» Велете, - ты их уже все знаешь, какие мне надобны, вот и будешь у рунгердов веточки получше выбирать.
Но глупой девушка не слыла, и причину поняла сразу. Ласковости характеру то не прибавило. Однако, работа ей неожиданно понравилась – мужичок-купец был практичным, лишённым городского чванства и суеверий. Сны Велетины его не беспокоили, а вот её умелые руки только радовали. Даже тому, что девушка топором немного владеет обрадовался – дороги дело опасное, разбойников много. У купца был сын-помощник, хорошо копьём и топором владеющий, так что он тоже пару уроков на привале давал.
Сам же травник даже не догадывался, какую услугу оказал подопечной. Ведь уже тогда невзначай заинтересовались её видениями знающие об Обелисках люди. Единственный случай показателем не был, но когда Велета с обозом возвращалась в столицу за ней, бывало, следили.
Отдельное место в жизни девушки заняли рунерды. Лесной народ  и быт их надолго приворожили Велу. Хотя пересекались купцы с ними чуть ли не на опушке лесов, близь топь, торг, бывало, завязывался на пару дней. В таких случаях обе стороны разбивали рядом лагерь и иногда сидели за общим костром – травили байки. В эти годы девушка впервые и влюбилась. Был то сын рунгердского купца. Красивый, высокий, с всегда надменным и отрешённым взглядом. И хотя понимала Велета, что испытывает он к тиранам скорее презрение, из мыслей лесной эльф упорно не шёл. Даже приснился однажды, как разнообразие в её бесконечных снах о неведомом. Она ходила за ним, как привязанная собачка, в те редкие моменты торга. Пыталась беседу завязать. Иногда удавалось. Обширные знание в травах, как её, так и его, позволили двум найти общую тему. Но от формальностей эти разговоры не избавляли. Звали его – Авейрон.
Так, в разъёздах между столицей и Грис Моором прошли ещё пара лет жизни Велеты. И хотя скучала она по братьям ласковым, посиделкам семейным и байкам дядьки Сомльного, от жизни этой так же отрекаться не хотелось. Не та она уж была, несвеждущая сельская девочка. Да и истории, рассказываемые встречными купцами на привалах, были не менее интересные, нежели сказанья рыцарей «Длани». Бывало, и о проблеме своей забывала она, за костром, да в тулуп укутанная. А  Сны то беспокоили всё чаще. Они были не просто реалистичными, они, бывало, настигали её тогда, когда она даже не планировала спать. Девушка могла выключиться в телеге, и начать всё чётче произносить странные слова. По ночам страдала лунатизмом. Вставала, одетая в одну рубаху, выходила из палатки и шла в сторону леса с распахнутыми, чёрными из-за широкого зрачка, глазами. Сына купца это беспокоило. И в один день в столице он пришёл к достаточно известному магу. Сминая руками шапку (от смущения) стал рассказывать про странности спутницы их.
- Она одержимая, поди. А вдруг ночью встанет вот так и нам с отцом глотки перережет. И топором владеет! Где это видано, чтобы девка оружием махать была обучена?! – о том, что он и сам её учил парень, конечно, умолчал.
Маг согласился «осмотреть» девушку и парню выдали пару стражей, для того чтобы привести «одержимую». Так вот, под стражей и под шёпотки да оглядки прохожих, её привели к магу.
- Расскажи мне, девица, что ты видишь в своих снах? Может, мы поможем тебе… - доверительно начал маг.
Напуганная, но не лишённая надежды избавится от треклятых снов, девушка рассказала всё. Довольно поглаживая бороду маг молвил, что пока «она останется у него», и что он её «излечит». В это же время купец отвешивал сынку подзатыльники:
- Ты, что с девкой сделал ирод?! Её же и заклеймить могут!
Отметелив неразумного отпрыска, купец усевшись за стол написал письмецо какое-то и, взяв деньги, отправился к дому мага того. На счастье девушки и купца – стража у оплота, в ту ночь, была не строгая и вполне подкупаемая. Мужичёк, чувствовавший вину перед помощницей, отдал охранникам несколько серебряников и те помогли им съэмитировать побег Велеты.
- Вот, возьми это письмо. Поезжай на границу Грис Моора, к рунгерду Келерею. Тот с кем мы торги ведём. Он к людям лояльнее многих из его народа, укроет тебя в леса, пока история сия не уляжется. И кошель ему отдай. Сама не трать.
На выходе с города он дал ей простую лошадку и попрощался. Как потом поймёт Велета – в последний раз.
До Грис Моора беглянка скакала лишь часть пути. Лошадку девушка продала в первой же деревеньке, накупив еды да одежды попроще. Далее двинулась через лес пешком. Она с детства по лесу ходить умела, так чтобы следов не оставлять, и не заплутать. Через пару недель, ночлежек на еловых ветках и петель по сгущающимся дебрям, дошла до топей. Оставалось дождаться рунгердов, которые раз в месяц выходили к этим местам торговать. Но беспокойство внутри не давало девушке долго сидеть на месте. А что если за ней и правда погоня? Зачем вообще за ней гонятся? Что такого в этих снах? Может взаправду одержимой с ними стала… Подгоняемая своим беспокойством, Вела углубилась в топи. Судьба, видимо, была благосклонная к ней и к рунгердам, на которых она наткнулась. Во время своего пути девушка услышала негромкие стоны в глуши и пошла на них. За выступающими корнями деревьев укрылись Келерей и Авейрон. Отец и сын ехали с товаром на торги, когда наткнулись на группу разбойников. Эльфам удалось от них отбиться, но они получили  ранения отравленным оружием. У них были противоядия, но за пострадавшими требовался уход. Иначе они могли умереть от изнеможения и жажды в топях. Перепуганная за жизнь обожаемого рунгерда, Велета сразу стала выхаживать отца и сына. Ещё в детстве Диморский травник учил её противоядию от стандартных видов ядов и способам выхаживать больных. Сейчас эти знания пригодились ей, как никогда.
- Къелла послала тебя нам, - говорил тогда Келерей.
Она передала ему письмо купца, деньги, и эльф согласился на время укрыть её в лесах.
- Странные сны, говоришь? – задумчиво потирал тот подбородок, когда они позже сидели у костра. – Посмотрим, что можно сделать…
А видения то уже не волновали Велету. Какого там, сейчас все мысли занимал предмет обожания. Вот он, совсем рядом, позволяет ей выхаживать себя, даже взгляд стал чуть мягче. Как ей то чудилось. Она многое узнала о Келерее за ту неделю, что отхаживала их в топях. Оказалось, что их семья живёт несколько не по традициям рунгердов, так как отец сам растил сына. И учил его не столько с лука стрелять, сколько травы перебирать, что вообще дело бабское, по понятиям многих сородичей.
- Но мы в глуши живём. С другими содействуем постольку-поскольку. Я тебя приючу на некоторый срок, возможно на пару лет, но ты бы, Вела, думала, куда податься потом. Не любят у рунгердов чужаков.
Не нравились Велете такие речи, но что поделаешь? Она здесь гостья не званная, не жданная… Но сердцу то не прикажешь. А оно то, болезненное, пело и радовалось. За Авейроном девушка после ходила на цыпочках. По обыкновению прямолинейная да практичная Велета ластилась, как могла. На шею избранному не вешалась, но то еду специально для него приготовит, то рядом невзначай пойдёт. Как обжилась она в доме Келереевском, стала подражать лесным эльфам. Одежду их применять, украшения носить, причёски такие же заплетать. Даже серьги в тело вколола. Келерей смотрел на то неодобрительно:
- Не пытайся себя менять, дабы Авейрону понравится. Он рунгерд не только по крови, но и по духу. Не глянет он на девушку из рода тиранов.
Конечно, быт Велеты был не только на эльфе завязан. Она училась у хозяина дома всему, что успевал её пытливый ум принять. И травам редким, и зельям и как по топям ходить, как дичь выслеживать. Обучил он её и копьём владеть достаточно, чтобы она от разбойников защитить себя могла. Так минуло пару лет, прежде чем Келерей снова завёл разговор о уходе её:
- Переждёшь у нас Дитовские морозы и с зарождением Кельды двинешься в людские поселения, - говорил эльф. – Копьё я дам тебе, чтоб от разбойников защитить смогла себя. Найди деревню поглуше, там травники всегда нужны. Даже со снами твоими примут.
Погрустнела тогда Вела, но что оставалось ей? Как бы не нравилось ей время рядом с красавцем Авейроном проводить, чужая она была в топях.
«А в городах не чужая, что ли?», - с тоской на сердце думалось девушке. Коль видения не оставляли её. Помимо этого, казалось ей, что зовут её куда-то эти голоса. Будто видит она земли с высоты полёта сокола и, пролетая над ними, неизменно приходит к светящемуся обелиску.
Чем ближе был час отправления её из дома рунгердского, тем печальнее она становилась. Многое было изучено и постигнуто ей здесь. Теперь она могла прослыть умелой травницей и знахаркой, а такой не обязательно замуж выходить, да детей рожать. И так не оголодает. Но вот именно тогда, готова была птица крылья вольные обрезать и жить подле мужа. Кабы мужем был Авейрон. За несколько недель до зарождения Кельды Велета собралась с духом и призналась Авейрону в чувствах. Эльф странно замолчал, окидывая её задумчивым взглядом.
- Хочешь на гуляния рунгердовские сходить? Евсэя восславлять будем, да морозы провожать…
Конечно, она согласилась. Сердце в груди наивной тогда ещё Велеты так и подпрыгнуло. Но не планировал эльф девку из тиранов развлекать. Итак, уставший от замечаний сородичей, что живёт он, мол, не по обычаям, робкое, но навязчивое внимание Ивы было ему противно. Лишь из-за отца он терпел это молча. Но в тот день, что у людей Градоотводом зовётся, он напоил Велету и повёл её с головой мутной на празднество. Его друзья, к тиранам так же любви не питавшие, сыграли злую шутку. Они схватили девушку, от непривычного вина едва на ногах стоящую и раздели её до гола, издеваясь, как над диковинной зверюшкой. И больше всех веселился  Авейрон. В отчаянии, панике Велета пыталась прикрыть белую грудь, убежать с поляны, но рунгерды не давали ей. Но в какой-то момент наскучила им человеческая зверюшка и они дали уже потерявшей голову от отчаяния Веле убежать в лес.
- Утопнет же, - впервые проявил своеобразное беспокойство Авейрон, - как до первого болота добежит – увязнет.
- Ну, пусть топнет, - буркнул один из его друзей, - нам то что? Нечего тиранке на наших землях делать, вещи наши носить, серьгами нам подражать. Не рунгерд она. Рунгерд никогда бы в топях не увяз…
Но даже скотина, какой оказался Авейрон, помнила, что девушка выхаживала их с отцом, и он до сих пор обязан ей жизнью. Посему эльф оставил друзей и пошёл искать девушку.
А Велета, едва успевшая натянуть на голое тело рубаху, неслась через лес, обмораживая ноги и царапая руки. На каком-то моменте она перестала понимать куда бежит и в то же время точно знала – куда. Как прежде во сне она пролетала над этим местом, так ныне бежала туда. Стремглав, стирая пятки в кровь. Там, дальше, ещё чуть дальше за деревьями стоял он. Сияющий испещрённый камень, что шептал ей слова. Один из тех, что снился ей каждую ночь. Откуда она знала это? Знала ли вообще, или то ей казалось?
Ещё рывок и девица выскочила на небольшую поляну и так и встала, как вкопанная… Глаза опять чернели расширенными зрачками. Неведомо, сколько она простояла тут, пока Авейрон не нагнал её. Как истинный рунгерд и прекрасный следопыт, он быстро взял след. Застывшая тиранка было не тем, что он ожидал увидеть, посему он мешкал с пару секунд, прежде чем дёрнуть девушку за руку, неласково бросив:
- Домой пошли.
- Не тронь меня, - внезапно жёстким и ледяным тоном отрезала девушка, выдёргивая кисть.
Они помолчали с секунду. Велета даже не повернулась к некогда обожаемому эльфу, всё стоя и таращась перед собой. Потом она заводила кистью по воздуху, будто гладя что-то.
- Что это за камень? – наконец спросила она.
Авейрон осмотрелся по сторонам и на его лице появились смесь удивления, неприязни и даже опаски  - совсем умом двинулась тиранка?! Ведь не было никаких камней.
- Здесь нет никакого камня, - презрительно протянул он.
- Есть, я же вижу его, - ещё резче и прохладнее сказала девушка.
- Больная! Сама домой добирайся, - сплюнул эльф уходя с поляны. Велета так и стояла там, будто приросла к холодной земле.
Домой девушка вернулась уже за полночь. Точнее, её по пути встретил Келерей, который не смог узнать ничего от мрачного сына и отправился искать Велету сам. Она дико замёрзла, обморозила себе кисти и ноги, и брела по лесу простоволосая и в предобморочном состоянии. Отпоив девушку отварами и укутав в шкуры Клерей стал в пол голоса ругаться с сыном в соседней комнате. Велета того уже не слышала. Ей всё так же снились странные предметы, слабо сияющие на фоне обыденных пейзажей.
Следующим утром она молча собрала свои немногочисленные пожитки, пару оставшихся у неё серебряников и пришла к Клерею на последний поклон.
- Не дождёшься оттепели? – удивился рунгерд, на что его подопечная лишь помотала головой.
- Спасибо вам, за доброту вашу, - поклонилась она. – Но мне пора держать путь дальше. Давно пора…
- Куда двинешься? – спросил напоследок Келерей.
Велета на секунду замерла в проёме дубовом, но потом оглянулась через плечё и уверенно сказала:
- На север. И потом чуть на восток… к горам.
Именно там, в северных горах ей виделся другой предмет из снов. Но на самом деле, она просто искала направление, куда можно отсюда уйти. Авейрона она в то утра даже не видела. И видеть боле не желала.
В своём путешествии на север девушка держалась в стороне от городов. В деревнях же, зачастую, останавливалась не одну неделю, подрабатывая на продаже своих настоек и, собственно, варя их там, где остановилась на постой. Травы же она собирала по дороге. За эти годы уже и забыла, что когда-то её тайком выводили из города. Посему девушка лишь надеялась найти среди встречных деревень место, где остановится на постоянную жизнь. Но сие не удавалось ей, по всё той же причине. Внутри всё сжималось неприятными ощущениями, уже когда очередная хозяйка, взявшая её на ночлег за настойку от кишечных колик, доверительно говорила за трапезой:
- Деточка, ты что-то ночью бормотала странное. Сны дурные сняться? Может ещё перину принести?
На что Велета вежливо улыбалась, соглашалась на перину новую, а на утро опять покидала дом. Так в скитаниях своих она почти дошла до северных гор, куда и сказала Келерею. Отмечала для себя девушка, что чем севернее народ, тем ближе быт его к сердцу. По нраву ей были более суровые, но не столь разговорчивые северяне, нежели поляне и столичные жители, среди которых прожила она большую часть жизни.
«А может и правда в горы северные уйти? Там нравы другие, может и не будут люди так шарахаться от странных видений моих», - рассуждала девушка, бродя с посохом через вечнозелёные леса близь гор. Не один месяц минул с той поры, как она оставила позади Келерея и дом рунгердский. Велете вот-вот 23 года исполнится должно было. В ту то пору она и встретила своего мужа будущего, с которым обрела счастье на несколько лет. Был он лесничим при маленькой подгорной деревушке. Жила та деревня, преимущественно лесопилкой, и все немногие 40 жителей работали там. А его домик был чуть в отдалении. Повстречала его Велета тогда, когда в лесу бревном придавленного обнаружила. Без сознания мужчина был, лицом  кровью залитым. Травница в чувства привела его, помогла из-под завала выбраться и рану настойками обработала. После до избы его довела, украдкой рассказав - кто такая, да куда путь держит.
- Негоже девке по лесам одной шататься, - хмурился мужчина, почти вдвое её старше,  - Кабы разбойники не сцапали, да не надругались.
- Не беспокойтесь, господин хороший, меня братья с детства учили от обидчиков отбиваться, за честь свои стоять.
- А чтож от братьев далеко так ушла?
- Учиться уходила я из дому. Травы да коренья изучать…
- Негоже красе такой да без мужа пропадать… - беззлобно усмехнулся мужчина, чем заставил зарумянится девушку.
Какая ж она красавица? Вот как рунгерды потешалися. Мужчина, которого Гордоном величали, предложил ей ночлег да постой, заверив, что пальцем не тронет травницу. Велета согласилась, по обыкновению, планируя неделями позже дом сей покинуть. Но осталась… Случилось так, что застал её лесник посреди комнаты стоящей с глазами почерневшими, да речи невнятные говорившей. Опять сны её беспокоили. Но не отвернулся он от девушки странной, спокойно да с пониманием отнёсся.
- Уж не потому ли ты, Велушка, по свету скитаешься неприкаянной? Не потому ли браком до сих пор не связана?
Молча кивнула травница.
- Так становись моей женой, - внезапно предложил лесник, чем на долго в ступор ввёл её. Красавцем не был Гордон, да и не молод уже: лицо в морщинках, борода с проседью, коса с волос по широкой спине, кустистые брови, да шрам от лезвия на щеке, под глазом. Но и уродом тоже не назвать – глаза голубые, как небо, руки сильные, тело крепкое.
Не торопил он Велету с ответом, из дома не гнал. Будто и вовсе забыл о предложении на пару недель. А травница всё жила в его избе, то пол подметая, то в село выезжая людей лечить, то тесто замешивая. Сама не заметила, как месяц минул. Тогда то и дала ответ ему – согласна она. Пусть будет женой Гордона, отныне Велетой Григ именуемой. Были те годы самые счастливые в жизни девушки, женщиной становящейся. Расцвела она под заботой мужа, похорошела. Осанку прямо теперь держала, взгляд гордым стал, шаги уверенными. В селении она была гостем желанным в избах. За руки умелые, да за то, что детишек местных грамоте учила.  Так минуло почти шесть лет. Одно только в паре неладно было – никак детей им боги не посылали. И сколько бы не пила Велета отваров да настоев, никак не приносила потомства. А сама она к 28 годам похорошела. Женщиной статной стала да с характером жёстким. Упрямость её да сила духа взыграли. Бывало, ссорилась со сплетницами сельскими, которые злоязычили про их с мужем неспособность детей принести, но от того только внимания к себе привлекала больше. Так за ней стал мужчина один с лесопильни хаживать. К себе в дом звал, детей его учить, то болячку придумывал. Увидела Велета порывы эти, да холодно осадила его:
- Ты на меня даже не заглядывай! Я Гордону себя отдала, и верность храню ему.
Но не успокаивался ухажёр новоявленный. Как только уходил муж в лес, он под окнами дома крутился. Вот однажды и увидал Велету, во снах бродящую, да словеса говорившую. Подлой души он был. Решил увиденным воспользоваться да домой к ней явился как то, в отсутствие мужа.
- Чтож ты хозяйка гостей не потчуешь? Али не воспитана? – нахально начал ухажёр, без спроса в избу вошедший.
- Потчевания для гостей званных, - холодно и надменно отвечала Велета, со спиной прямой, как у городской виконтессы, - А для незваных - дверь.
- Зря ты неласково со мной, дева пришлая, - с ноткой угрозы продолжал мужчина, никуда из дома не уходя, - знаю я секрет твой, ведьма. Ты не потому ли потомство принести не можешь, что с глазами чёрными по ночам бродишь да словеса говоришь?
Дрогнула внутри Велета, но внешне всё так же горда да невозмутима осталась, холодным взглядом мужчину обдавая.
- Иди за дверь из дома моего. Россказням твоим селяне не поверят, знают же, что ты глаз на меня положил и от ворот поворот получил. Иди, пока муж не вернулся!
Разгневался гость незваный, что непокладистой баба оказалось, и к ней двинулся, за руку хватая.
- По-хорошему не хочешь, так по-плохому будет!
Да только Велета, не раз по лесам хожая, от диких зверей отбивавшаяся, не растерялась, и, схватив скалку с печной полки, по голове мужчину ударила. Тот сознание потерял, на пол оседая. Не желавшая мужу неприятностей доставлять, Велета сама тело вынесла за порог, да водой ледяной обдала. Как в сознание пришёл он, сурово молвила:
- Ступай от дома моего и больше не приходи. А то без рук и ног останешься!
Озлобленный мужчина ушёл тогда, но месть нехорошую замыслил. В селе ему бы и правда не поверили – знавали там, о характере его дурном. Потому он котомку собрал, лошадь заседлал и в город двинулся. В ближайшую заставу «Длани Арановой» приехал, на ведьму треклятую жаловаться. Несчастливая звезда в тот день светила для Велеты. Ведь в заставе ордена отдыхал один из «Псов Империи». Не знала женщина, что не забыт дар её. Маг городской, кому она всё рассказала в подробностях, о древних обелисках знал и распознал их. Но не могли они доселе её выследить, поскольку в Грис Мооре несколько лет укрыта была. Но как она Келереевский дом покинула, да по деревням скитаться стала, дошёл слушок и до ищеек. И был за ней послан «Имперский пёс», дабы привести в столицу. По рассказу «от ведьмы пострадавшего» он сразу «пророчицу» опознал.
- Так, где милейший, говоришь, женщина та прячется? – с улыбкой хищной проговорил охотник.
- В селе нашем, мил господин, - усердно закивал доносчик, - травит нас травами своими. Деревню всю приворожила уже поди!
- Седлайте коней. Мы на охоту, - усмехнулся «Пёс» одному из знакомых в «Длани».
Через несколько дней всадники прибыли в село. Велета в тот день как раз в леса ушла, травы искать, потому на пороге их сам лесничий Гордон встретил.
- Скажи милейший, где жена твоя, - заговорил с ним «Пёс» даже с коня не спешиваясь.
- Зачем вам, господа городские, жена моя нужна? Прохворали ли вы? – прохладно отвечал Григ, сверля взглядом стукача, рядом на коне ошивающегося.
- Мы в «Длань Аранову» отвезём её. Проверить, здорова ли она. А то слухи ходят, что одержимой стала, - не скрывал иронии «Пёс» счастливый, что столько лет спустя на след напал.
- Здорова, - холодно вторил ему Гордон.
Чем дальше разговор шёл, тем агрессивнее он становился, пока, не выдержав, ищейка не взял факел и не кинул его на крышу дома лесника. Завязалась драка. Испуганный стукач пришпорил лошадку и сиганул в деревню. Дом Велеты полыхал, в пепел всё её семейное счастье превращая. Гордона тогда закололи клинком в сердце. Зная, что травница рано или поздно домой вернётся, ищейка стражника у пожарища оставил, а сам остановился в одном из домов в селении. Вёл он себя нахально и грубо, пугая жителей. Одна из женщин, чьё дитя Велета грамоте обучала, ушла тайком в лес. Она с день поплутала, пока не встретила травницу, домой с корзиной возвращающуюся.
- Беги, сердечная, - кинулась к ней женщина, - беги от селения! Пришли за тобой люди из города. Их кривой привёл, оклеветав тебя. Они дом твой сожгли, да мужа закололи, теперь тебя поджидают! Беги в горы, схоронись там!
У Велеты будто сердце вырвали и поселили на его место животный страх и гнев.
- Ты что говоришь такое? – осипшим от ужаса голосом проговорила Велета, почувствовав, как по щекам потекли горячие слёзы. – Где Гордон? Где тело его?!
- Не знаю родимая, закопали они его сами. А у пожарища тебя мужчина в латах поджидает. Беги!
Первым порывом у женщины было кинутся к обидчикам, да заколоть их как свиней, как они закололи мужа её, свет жизни. Но повисла на ней подруга из селения, к пожарищу не пущает, рыдает, к спине прижавшись.
- Уходи… может через месяц воротишься… мы тебе новый дом отстроим… а пока беги, кабы они не повязали, кабы не сделали дурного.
Не скоро гнев прошёл, но внемла она словам и, бросив корзину под ноги, подобрала палку деревянную и нетвёрдой походкой в лес пошла. В дремоте было сознание её от горя, а глаза всё чернели, от растёкшемуся по радужке зрачку. И вели её не разум и чувства, а сны. Как некогда птицей над лесами, как некогда к камню в Грис Мооре, так сейчас брела она в горы северные, где виделся ей другой предмет, куда звали голоса во снах.
Много дней минуло, под наваждением прошла она больше, чем сама думала. Она обходила тракты, дороги и даже тропинки, с трудом пробираясь по камням горным далее на восток. Всё глубже и глубже день за днём, неделя за неделей. Отвыкла она, за шесть лет в доме и уюте, скитаться по холоду да под ветром. Отвыкла она и копьё держать и топорик. Теперь всё вспоминать пришлось. От зверей диких посохом самодельным отбивалась, деревни крупные обходила, в маленьких не задерживалась дольше дней двух. Так чтобы даже не запомнили. Стала она холодной, совсем неразговорчивой да замкнутой. Дабы не выследели её по имени, взяла она себе северянское – Сигрун. И поныне только так и представляется. Фамилию мужа оставила, храня её в памяти, как свечу тлеющую, на далёком окне дома.
Почти два месяца скиталась она, забираясь глубже в горы, под беспощадные ветры, к вечным снегам. Обогнув Снэгард, за Колль на северо-восток. Там встретила она в пути отряд северян. То были охотники. В горах дичи мало, посему северные жители выходили на охоту большими группами и сразу на месяц, какую-то дичь засаливая сразу в пути, дабы мясо не испортилось. Потом всё обозом везли домой, к жёнам. Норов у жителей местных был строгий и суровый, под стать самой Сигрун, сердцем и душой после смерти мужа промёрзшей. По одежде и запаху характерному, они сразу в ней травницу опознали. Своего лекаря они в бое с оборотнем потеряли, от того предложили ей пищу, палатку да горячее вино за помощь с раненными. Умелые руки Григ быстро охотников на ноги ставили. С отрядом она проходила ещё с две недели, свою палатку подальше ставя, дабы в вое метели бормотания мужчины не слышали. Что поражало женщину, так это огромные белые волки – орфы – коих в отряде было аж три. Под 180 в холке, они с неё ростом были.
- Вам, пришедшим с полей, не понять, - говорил мощный северянин, борода которого была столь длина и густа, что без проблем заплеталась в косы. Он огромной, стёртой оружием рукой с заботой гладил голову белого монстра. – Орфы верные друзья, коли ты их друзьями делаешь. На цепь не сажаешь, палками не бьёшь, кормишь сытно. Ваши цацы с них шубки носят, а мы их товарищами нарекаем. Потому то мы с городскими не торгуем совсем. Все те загорные в визге разбегаются, стоит зверя увидать.
Огромный волк лишь зевнул под разговор, весь ряд клыков белоснежных показывая. Такой прокусит шею как веточку, и даже не глянет.
С отрядом она вернулась и в их селение. Мужики уговорили больных осмотреть, настоек наделать. Было у северян нечто близкое ей, родное. Бабы тут под замком не сидели. Как мужья на охоту выходили, они сами дрова кололи, волков отпугивали, а то и за птицей на пруд ходили. Потому и топорики на крепких талиях висели, и гордый взгляд они не прятали, в угоду мужу – хозяину дома. Сигрун такая же была. Она быстро вошла в колею быта здешнего, обжившись за селом в хибарке заброшенной. Денег в этой дальней деревеньке почти ни у кого не было. Обмен шёл только натурой, потому за лекарства она получала одежду из шкур, еду, топорчик под женскую руку. Осторожная и наученная Сигрун о даре своём не рассказывала. Нередко в горы уходила. Не только за травами, но и для поиска. Где-то рядом было то место, что она во снах видала. Отчасти потому она и не покидала селения. Найдя у одного из северян карту, она поставила первую пометочку, там где камень «видела», теперь же горные тропы исхаживала, чтобы вторую поставить.
Не дадут ей уже сны жизнь спокойную завести. Пока не поймёт, да не разгадает их, не видать ей камина в доме своём, да кошки на коленях греющейся. Такова судьба её, не лёгкая. Потому то она и решила отыскать их, разгадать, что голоса толкуют. Целых полтора года потратила женщина в том селении. За время это она уже коня получила – мощного имперского ингрида, редкой для породы, буланой окраски. Коня она Громом назвала. Сдружилась с жителями местными, в её жизнь не лезущими, но на сбитень медовый зовущими. Мужики уважительно кланялись, женщины за спиной не шептались. Но день пришёл и это место покидать. Нашла она то, что искала. В недели пути от села была в горе расщелина, где сиял и мерцал кусок метала необработанного, только ей одной и видимого.
- Вот и второй…
На том жизнь в горах её завершилась. Поклонившись северянам, она стала в путь собираться. Пока Грома седлала, подошёл к ней, один из друзей-охотников, свёрток какой-то пищащий протягивая.
- Что это? – удивлённо протянула Сигрун, беря в руки увесистый свёрток из тряпок. По размеру он с мешок с картошкой был, по весу лишь чуть меньше. Из свёртка высунулся чёрный пяточёк волчьего носа, вдыхающий воздух.
- Дороги опасные, ездишь ты одна. А коли с заботой кутёнка вырастишь, он за тебя горло перегрызёт, да заранее разбудит, в случае опасности.
- Ты что, меня в «Длань» под белы рученьки уведут, стоит мне только с ним в селении показаться.
- Люди – друзья не постоянные и ненадёжные. Орф, как дитё взращенный, тебя даже в горящей избе не бросит.
Щенок зверя лютого как раз морду высунул, на хозяйку новую глянуть. Ухи у него большие были, смешные, как у обычного щенка.
- Ну, хоть руки об него греть буду, - вздохнула Сигрун, в седло вскакивая, да сверток к животу прижимая, - Сколько ему хоть?
- Да только два месяца. Он тебя за мамку считать будет, кормить только не забывай, - широко улыбнулся северянин. – Можешь человечиной, рыцари ему в угоду будут, - утробно рассмеялся охотник. – И да, коли в местах снова будешь, не проходи уж мимо. Тут для тебя всегда двери открыты… чтобы ты ночью не бормотала, - подмигнув на прощание, мужик пошёл согреваться тёплым вином. А Сигрун впервые за долгое время широко и счастливо улыбалась. Значит, знали северяне. Знали, но всё равно приняли.
Пришпорив Грома, женщина двинулась на юг. Следующий предмет ей снился на острове…
С того момента, как она село покинула, полтора года минуло. Передвигалась Сигрун медленно, кутёнка растить надо было (отныне Асханом рекомого), потому нередко на одной поляне неделями останавливалась, уча орфа охотится, след брать, команды слушаться. Как друг и говорил – лютый зверь не столь страшён вблизи оказался. Руки хозяйке лизал, через пару месяцев дичь с леса таскал, а по ночам заменял грелку и сторожа. Как подрос, да понимать команды стал, Сигрун в сёла заезжать стала, Асхана чаще в лесу оставляя. Но как ни старалась женщина, бывало и приходилась Грома гнать во весь опор, дабы от рыцарей «Длани» скрыться. И не покидает её и доселе чувство, будто кто-то по пятам за ней следует. Неужто ищейки снова на след напали?

7.Репутация:
В сёлах и городах, где была, известна как умелая травница, лекарка. В более узких кругах – как «пророчица», видящая сны об Обелисках.
8.Способности:
-Боевые Не является мастером боя, но боевой топорик держит уверенно. Достаточно, чтобы врезать паре разбойников и пришпорить коня в путь. Так еж умеет отбиваться им от диких зверей, как волки или рыси. Чуть похуже, но владеет копьём и сродным ему посохом. Но в бой старается не вступать, навыки нужны, скорее, чтобы выйграть время и убежать.
-Магическиевообще по нулям, если не считать её странных снов об Обелисках.
-Бытовые Вот этих больше всего. Хорошая хозяйка – умеет готовить, убирать, штопать, шить, колоть дрова, даже чинить обувь и ремонтировать крышу. Всё делает добротно, качественно, но без изысков. Образована, по меркам сельских жителей, купцов и крестьян. Грамотностью и знаниями может поспорить с купеческими дочерьми. Любит читать, это является её слабостью, потому как давно не брала в руки книги. Хорошо считает. Не плохо знает культуру рунгерд, тонкости и обычаи, сама же ведёт себя, как северянка, хоть и провела в северных землях меньше двух лет.
Самое лучшее её качество – острый нюх и долгая память. Она прекрасный травник, в голове держит рецепты более ста различных зелий, примочек, настоек и лекарств. С ходу различает тысячи видов растений.
После детских походов с братьями и жизни с рунгерд научилась ходить по лесу, не оставляя следов. Хорошо ориентируется и без карты, по приметам. Знает некоторые приёмы следопытов.
С детских лет знает и различает все основные виды нежити.
9.Оружие и артефакты:
Артефактами пока не обладает.
Из оружия с собой небольшой боевой топорик, в локоть длиной.
10.Профессия и титул:
Титула нет, профессия – странствующая травница, лекарка.
11.Религия:
С детства учили молиться Арану, но со временем она охладела к богу-отцу. Чтит Къеллу, молится ей, перед тем, как отправится в поход за травами. После жизни у северян, с не меньшим уважением относится к Охтару, хотя это и не её «профилирующий» бог. Но вообще человек не религиозный, скорее просто верующий.
12. Родственники:
Есть отец, мать, три брата и две сестры (плюс косвенная родня) местоположение всех их ей не известно.
13.Домашние животные:
Гром – конь породы имперский ингрид, буланой окраски. Мощное, выносливое животное. Возраст – 6 лет. Отличается спокойным нравом и неприхотливостью в еде.
Асхан – прирученный орф. Подарок от северных друзей. Ещё не дорос до зрелой особи, ему всего 1 год и 8 месяцев, но уже представляет из себя зверину 140 см в холке (примерно в полтора раза больше волка), с белоснежным мехом и алыми глазами. О том, что он ещё не дорос до взрослого зверя, говорят крупноватые уши и лапы. Но он уже хорошо охотится, знает большинство команд и может принимать участие в перепалке. Норов… вредный. Орф ещё крайне игрив (так как, по сути, щенок), непоседлив и ревнив. Не из пугливых, что пока только мешает Сигрун в путешествии.

Информация об игроке

1.Связь с вами: уже у администратора
2.Частота посещения: к/д
3.Как вы узнали об игре?: нашла через рекламу на Луле.
4.Ваши пожелания и вопросы по игре: пожелания:
1) расписать сроки передвижения между точками на карте
2) активный мастеринг
3) дать сюжету направляющие Т_Т Какие-то завязки, от которых реально можно действовать. Как стартовые задания. Так проще писать анкету.
4) эпизодическую систему Т_Т
5) подлянки, внезапности, экшн – приветствуются. Так что с героиней можно творить всё что угодно.
6) убрать рекламные баннеры с форума Х___Х Я даже сама деньги на это дам.
7) убрать надпись – время последнего редактирования
8) горячее молоко с мёдом
«У матросов нет вопросов»… А если возникнут – зададим.
5.Подпись:

Отредактировано Сигрун (2012-01-14 14:18:13)